Задавать образцы других идентичностей // выступление на круглом столе «Государство и межнациональные отношения: есть ли политика?»

Выступление на Круглом столе «Государство и
межнациональные отношения: есть ли политика?», 15.11.2011
Оригинал: http://russiaforall.net/material.jsp?matid=80&media=print

Вначале я вернусь к теме мероприятия, которая была обозначена, как государственная политика в национальном вопросе. Что должно делать в этой связи государство, и что оно не должно делать в национальном вопросе? Если руководствоваться тем, что тема — не национальный вопрос вообще, а государственная политика, то я бы начал с общих пожеланий.
Если нам хотелось бы, чтобы было так-то и так-то, то к объекту воздействия нужно присовокуплять субъект действия. А кто субъект? Кто может это совершить, а кто не может это совершить? Так вот, в случае государства мы понимаем, что некоторые вещи государство может делать не очень правильно. И отношение к нему сейчас не как к доверительному референту, а поэтому даже хорошие дела, сделанные государством, воспринимаются с неким скепсисом, с критикой — только потому, что это субъект такой.
Поэтому (и тут я перехожу к главному тезису своего выступления) в отношении национальной политики государство должно делать minimum minimorum или вообще в ней не участвовать. Возможно, это дискуссионный тезис, но я попытаюсь его обосновать.
Откуда берется, с моей точки зрения, национальный вопрос? Он является частью более глубокого вопроса, который каждый человек себе всегда задает: кто я? То есть, это вопрос об идентичности. Мой научный руководитель любил приводить популярную иллюстрацию вопроса об идентичности: «Кто я? Во-первых, я мужчина. Во-вторых, я русский. В- третьих я член партии, в-четвертых я профессор социологии, доктор социологических наук, в-пятых я работник Института социологии». Заметим, что другой человек поставил бы другие приоритеты, допустим: во-первых, я мужчина, во-вторых — москвич, а в-третьих — я шофер. Или: я — отец семейства, и для него это было бы главным. Каждый человек, решая вопрос «кто я», расставляет собственные приоритеты в описании своих самых существенных признаков, составляющих его личность, его идентичность.

Когда выступает на первый план национальный вопрос? Когда большинству людей нечего предложить в качестве самопрезентации, кроме как сказать: я русский! или — я немец, я еврей, я татарин. Потому что если становятся востребованными другие компоненты личности человека, то он, как правило, выносит национальный вопрос за скобки, этот вопрос больше не выводит его на площади и не заставляет его там биться.
Почему же человек выставляет, форсирует национальный вопрос? Потому что понимает, что его личность станет конкурентной среди других личностей, если данная компонента будет принята всеми как важная. Я форсирую русский вопрос, если в этом есть мое конкурентное преимущество. Если я говорю «я инженер», я добиваюсь того, чтобы профессиональная идентичность была главной и конкурентной. И тогда я возбуждаю дискурс относительно профессии.
В связи с этим возникает вопрос: надо ли государству включаться в борьбу относительно национального вопроса, быть регулятором этой конкурентной борьбы? На мой взгляд, совершенно не надо. Государство должно развивать способность граждан идентифицировать себя с другими конструктивными компонентами, профессиональными, например. И в этой связи выступать регулятором — задавать другие ценности помимо национальной компоненты личности.
Скорее, нужно говорить о том, чего не должно делать государство. Прежде всего, оно не должно поддерживать и финансировать религиозные организации. Потому что это тоже является участием в борьбе различных религиозных идентичностей. Надо ли нам это? Государство должно понимать, что любое участие в этом для него — всегда плохо. Потому что оно никогда не достигнет такой позитивной оптимизации, при которой все конфессии скажут: да, это государство правильно распределило ресурсы, правильно распределило символический капитал. Никогда такого не будет, а, значит, не надо государству за это платить. Поддерживая определенным образом определенные конфессии, финансируя напрямую определенные религиозные организации (не буду говорить, какие) оно только провоцирует, чтобы религиозная компонента поднималась вверх на шкале определения идентичности. И поэтому, на вопрос «кто ты такой», человек станет говорить «я мусульманин». Потому что в нём эту идентичность поддержали, и он, возможно, уже не думает, чем ему ещё похвалиться, кроме того, что он мусульманин.

Это важный момент. Сегодня государство провоцирует на то, чтобы это становилось важным. Мы сейчас определенно должны подумать, откуда государству необходимо уйти, потому что поддержка с его стороны некоторых идентичностей наносит вред, как всему обществу, так и, — прежде всего! — самому государству. Оно попадает в уязвимую позицию арбитра в тех спорах, где не должно быть арбитром. Это, повторяю, национальные и религиозные вопросы.
Чем же должно заниматься государство? Оно должно задавать культурные образцы других важных идентичностей. Возможно, нам всем вместе необходимо поработать над этим. Мы должны задаться вопросом: какие идентичности в XXI веке наиболее важны для реализации человека как личности? Быть может, профессиональная, быть может, нечто, связанное с духовной жизнью. Это задание должно быть принято интеллектуальным сообществом и решено форсированными темпами. И я хотел бы, чтобы у нас появилась точно такая же доска, где около тех же фамилий были бы написаны не национальности, а какие-то другие, более важные для всех нас, идентичности.
Виктор Милитарев: Игорь, ты меня убедил. Я, безусловно, слово русский акцентирую благодаря неуспеху в профессиональной сфере. И, второе, честно говоря, если бы меня, обрусевшего инородца, повесили бы на эту доску, а Дима Гутов написал «Виктор Милитарев — еврей», я, честно говоря, сильно бы обиделся, потому что я — русский. И, уверен, что это сказали ему многие выставленные на этой доске. Спасибо.
Роман Багдасаров: Хочу добавить, Игорь Вениаминович, что вы совершенно правы, в том, что государство не должно провоцировать какую-либо одну идентичность, а должно искать правильный баланс между ними для данного времени и данного места. Но, к сожалению, предшествующее нашему государственное образование, — СССР — провоцировал, национальную идентичность. В начале 1920-х годов произошла национальная мега-провокация. Национальность довольно часто рассматривалась как ресурс карьерного роста. И сейчас, как правильно отметил докладчик, схожий процесс (может быть, не столь радикальный), происходит с религиозностью. Потому что нынешняя мобилизованная религиозность есть некая замена советской мобилизованной национальности. Между ними происходит даже конкуренция за влияние на менталитет нашего населения. Но это — отдельный вопрос, к которому мы подойдём на Круглом столе 28 ноября.