Каким будет государство будущего? // интервью для Цеха политической критики в рамках подготовки Доклада «Государство и люди будущего»

Автор:
И.В.Задорин
Дата:
23.03.2011

Каким будет государство будущего? // интервью для Цеха политической критики в рамках подготовки Доклада «Государство и люди будущего»

Публицистика

статей по тематике:
213

интервью для Цеха политической критики в рамках
подготовки Доклада «Государство и люди будущего»

И.: Темой нашего интервью является будущее. Причем не ближайшее, а сравнительно далекое, настолько далекое, насколько уже давно в нашей стране никто заглядывал. Каким Вы видите будущее передовых стран, передовых государств, в т.ч. России, через 30-50 лет? Что в наибольшей степени будет определять характер этого будущего, а что – приближение к нему?

ИВЗ: Прежде всего, я должен «для порядку» повторить некоторые банальности о том, что прогнозирование в социальной сфере возможно только с известными оговорками. Социальные объекты-субъекты способны к рефлексии и самоанализу, поэтому в момент озвучивания любой прогноз относительно них сразу же запускает процессы принятия решений и таким образом способен изменять исходную социальную реальность. Происходит либо саморазрушение прогноза, либо его самореализация, так называемый «эффект Эдипа».

Сам прогноз может стать своеобразным фактором влияния. Вот недавно вес мир обсуждал выступление «Нострадамуса с Уолл-стрит» Чарльза Неннера, который сделал несколько довольно удачных прогнозов в прошлом, в частности – предсказал финансовый кризис 2008 года. И вот он заявляет, что в конце 2012 года начнется очередная мировая война. Как на этот факт будет реагировать человечество? Общество будет реагировать на подобные высказывания как на предупреждение, и самой реакцией на него уже постепенно разрушает прогноз. Таким образом то, чем невозможно управлять (например, погода), можно прогнозировать, а то, чем мы можем управлять, в прогнозировании не нуждается, оно нуждается именно в управлении (конечно, важно уметь отличить первое от второго).

Поэтому невозможно ответить на вопрос, каким будет наше общество, наше государство через 50 лет. Но зато мы можем сформулировать некоторые проблемы, которые могут возникнуть, если ничего не предпринимать. Или предвидеть некоторые возможности (так называемый «прогнозный фон»), которые могут быть использованы для трансформации страны и социальной среды.

Говоря о «государстве будущего» мне хотелось бы говорить не о политических конструкциях, а некоторых объективных тенденциях, которые будут разворачиваться почти независимо от желания и воли государства, и к которым надо обязательно быть готовыми. К категории таких процессов относится технологическое развитие человечества, определяющее будущее состояние стран, может быть, даже в большей степени, чем политические процессы.


- А разве мы не можем управлять развитием технологий?

Очень ограниченно, поскольку, если рассматривать мировой контекст, то в данной области очень много субъектов развития и субъектов управления с разными и противоречивыми интересами, что создает много «степеней свободы». Пока.

Тем не менее, на мой взгляд, есть четыре направления технологического развития, которые уже в ближайшие пару десятилетий начнут оказывать серьезное воздействие на политическое устройство и функционал государства во всех уголках нашей планеты.

Прежде всего, удивительные перспективы открывают исследования по радикальному продлению жизни человека, то есть исследования, связанные с генетикой, биоинженерией и медициной. Принципиально наука уже готова к радикальному продлению жизни человека до 100-120 лет в среднем, нам осталось сделать несколько шагов по направлению к воплощению этого сценария в реальность. Конечно, как часто бывает с фундаментальным открытием, его плодами поначалу смогут воспользоваться далеко не все. Однако я уверен, что пройдет 20-30 лет, и мы в массе своей будем жить гораздо дольше. Это точно повлечет за собой очень серьезные изменения в социальном плане.

[Кстати, достижения в области биотехнологий уже сейчас в принципе могут позволить накормить все человечество и снять фундаментальный вопрос о физическом выживании. Просто такое радикальное изменение в социальной сфере категорически невыгодно очень многим].

Ко второму важнейшему направлению можно отнести развитие так называемых NBIC-технологий, соединяющих в себе нано-, био-, инфо- и когнито-технологии. Открытия, совершенные в этом секторе, просто фантастичны. Например, на практике это может означать, что создание настоящего человекоподобного робота (а затем и гибрида человека с роботом - киборга!) совсем не за горами. Специалисты в области социальной робототехники уже к 2015 прогнозируют возможность секса с подобными кибернетическими организмами, а к 2050 году – даже возможность брака (создания «семьи»). Сам по себе только этот факт абсолютно ломает наши традиционные представления о социальной природе человечества. А это далеко не единственный пример изобретений в этой области, которые могут фундаментально изменить наше общество.

Третье направление – продолжение развития средств коммуникации, которые фактически уже изменили такое ключевое для человека понятие как «интимность», privacy. Местоположение человека, его социальные связи, круг общения и темы, которые для него важны, уже не являются секретом, причем не только для спецслужб. Мы вообще живем в доме с прозрачными стенами, в аквариуме. Пресловутый Большой Брат, описанный в различных антиутопиях, оказывается просто нашим соседом. Все это порождает очень тяжелый с психологической точки зрения переворот в самосознании.

Кстати, современные средства коммуникации типа Интернета уже подвергли эрозии само понятие государственной границы, т.к. человек одновременно может физически находиться в пространстве одного государства, а осуществлять деятельность – в пространстве другого.

Четвертое важное направление развития современных технологий лежит в области управления человеческой психикой и сознанием. Возможности в этой области пока еще не очень осознаны, однако они колоссальны. Неслучайно, некоторые авторы вообще называют двадцать первый век – веком психологии, таким образом обозначая сферу, где предполагаются самые важные для человечества открытия (напоминаю, психология в буквальном переводе – наука о душе). Пси-технологии имеют разную природу (химическую, физическую, информационно-психологическую), но в совокупности позволяют оказывать серьезное воздействие как на индивидуальном уровне, так и на массовом. Причем часть этих технологий также переходит из разряда эксклюзивного в разряд широкодоступного.

- И как все эти фантастические технологические новации повлияют на общественное устройство, на государство?

Все это в совокупности прежде всего приведет к радикальному увеличению автономности и мобильности человека.

Продолжится (и, скорее всего, закончится) кардинальная трансформация института семьи, ее роли и назначения. Совершенно потеряется ее экономический смысл, жизнеобеспечение ее отдельных членов все меньше и меньше зависит от других. Человек может существовать абсолютно автономно, причем с довольно раннего возраста. Серьезно будет подорван репродуктивный и рекреативный (секс) смысл семьи. Существенно возрастет количество людей, которые предпочтут и вовсе не создавать семью ни в каком из новых «видов».

Далее идут трансформации образования и профессии. Уже сейчас за время своей профессиональной жизни человек вынужден менять (иногда несколько раз) образовательный статус, осваивать новые компетенции и приспосабливаться к быстро меняющейся среде. Если в давние годы человек осваивал одну специальность и получал профессиональное занятие на всю жизнь, и еще детям можно было дело передать, то сейчас этого на всю более долгую жизнь уже недостаточно. Значит, человек будущего не будет связан одной профессией, он в профессиональном плане должен становиться полиглотом. Также как он должен становится полиглотом и просто в буквальном смысле этого слова. Кстати, последнее с использованием опять же новых технологий (в т.ч. психофизиологической природы) все более доступно.

А теперь, если суммировать все то, что я только что описал, получается картина просто фантастическая. Государство будущего населено не только очень разными людьми, но и очень разными киборгами, которые живут в совершенно открытом мире, где нет границ, и негде «спрятаться». Продолжительность жизни граждан этой страны составляет 100-150 лет, и при этом они практически друг в друге не нуждаются для того, чтобы обеспечить себе достаточный уровень комфорта и вполне могут существовать полностью автономно, а общаться с виртуальными клонами других людей в самых разных странах, тем более, что универсальные языки становятся все более распространенными. Плюс в связи с возросшими транспортными и жилищными возможностями человек середины XXI века еще и активно перемещается. Уровень развития технологий связи позволяет все время оставаться в зоне доступа и работать где угодно, хоть в Нью-Йорке, хоть в Твери.

Таким образом, привязка человека к определенному месту проживания фактически стремится к нулю, человек больше ничем не привязан к одной стране – ни домом, ни семьей, ни работой. Это подразумевает появление принципиально иной культуры, которая просто ломает наше понимание страны, ведь понятия «страна» и «государство» тесно связано с понятием «места» (пространства) и «границы». А физические «места» и «границы» будут все менее и менее важны.


- Что же будет связывать людей, превращать их в граждан одной страны? И вообще, что будет связывать с этой страной?

Во-первых, появятся новые смыслы слова «страна», это будет не только и не столько физическое пространство. Во-вторых, для любого государства самый фундаментальный вопрос – вопрос о гражданах, подданных. Государство без подданных не бывает. И государству как институту человеческого общества придется решить вопрос о новом типе гражданства, новом типе привязки к стране, чтобы сохранить самих «подданных». В тех условиях, которые мы с Вами описали, институт гражданства, приписывания человека к какой-либо стране должен будет измениться. Очевидно, что господствующие элиты всегда будут заинтересованы в том, чтобы управлять определенным человеческим ресурсом и по возможности привязывать его к себе. Для того, чтобы управлять людьми, использовать их компетенции и знания, люди должны быть в зоне доступности для управляющего воздействия. Не обязательно в смысле проживания на определенной территории, но обязательно в смысле определенной лояльности и готовности принимать участие (нести обязательства) в жизни страны (хотя бы в виде уплаты налогов). И тут тоже возможны разные варианты, отличные от сегодняшнего.

Например, сейчас активно обсуждается понятие «корпоративного гражданства». Порой факт того, что человек является сотрудником («гражданином») фирмы («корпорации-государства») «Siemens» гораздо важнее, чем его национальность и гражданство в привычном понимании. Он перемещается в мире и принимается другими людьми именно под этим определением, и не важно, немец он или австриец.

Другой вариант разрабатывают некоторые наши интеллектуалы, занятые строительством «Русского мира» - «страны», которая не локализована в каком-то определенном месте, не замкнута в конкретных границах, но обладает границами культурными и ценностными, это привязка в рамках самоидентификации, когда человек выбирает, прежде всего то, кем он хочет себя считать и быть, а кем не хочет (идентичность). В этом случае работает гораздо более сложный механизм привязки, чем в случае с корпоративным гражданством.


- Расскажите немного подробнее про второй вариант. В чем он состоит?

Человек всегда будет нуждаться в ответе на вопрос, кто он такой, т.е. в собственной идентичности. Потеря идентичности – тяжелый психологический стресс. И если некое «государство» будет готово предложить ему подобную «услугу по самоидентификации и обретению идентичности», то обе стороны от этого только выигрывают. Таким образом, конкуренция между государствами за человеческий ресурс будет осуществляться по принципу более привлекательных вариантов идентичности. Появится некая номенклатура идентичностей, «идентификационных пакетов» – например, пакет «чтобы быть русским», и привязка будет осуществляться на основе этого пакета.


- А почему Вы думаете, что такая привязка будет более крепкой, более эффективной?

Я сейчас не смогу привести много аргументов, обосновывающих силу такой привязки, все-таки это пока гипотеза. Но, как мне кажется, остальные привязки очень быстро слабеют.

Как известно, у человека в конфликтной ситуации столкновения с новыми реалиями в стране или неудовлетворения реалиями старыми есть три варианта действий – адаптация к ним, борьба с ними (активное сопротивление) и уход от ситуации, побег. Раньше третья стратегия приносила людям наибольшее количество издержек (в какой-то степени была самой дорогой). На эмиграцию (даже для многих людей 17-19 веков это был почти полет в космос) решались либо те, кому уже нечего было терять, либо авантюристы. Остальные все-таки либо адаптировались (изменяли себя), это чаще, либо пытались бороться (изменять среду), что реже. Отъезжавшие, уходившие, убегавшие были вынуждены очень много сил тратить на сам «трансфер», затем все равно либо адаптироваться к новой среде (природа, климат, язык, культура, нормы и т.п.) либо с оружием в руках отстаивать свой образ жизни на новом месте, потому что при перемещении в соседнюю страну они становились носителями чуждой идентичности, что было просто опасно. Сегодня же (в условиях повышенной автономности и мобильности человека) третья стратегия не просто допустима, она очень реальна и вполне экономична, почему и стала довольно массовым решением проблемы социально-экономической и социально-психологической неудовлетворенности. А страна – это, прежде всего люди, которые ее населяют. При массовом воплощении третьего сценария территория ее пустеет, а потом и занимается людьми с другим типом мировоззрения, с другим типом идентичности.

Вот иногда говорят, что резкое снижение рейтинга «правых» партий в России за 2000-е годы связано с тем, что россияне разочаровались в либеральных идеях и ценностях. Мне представляется такое разочарование (фактически смена идентичности) возможным, но не столь массовым. А вот отъезд за рубеж на ПМЖ очень многих избирателей правых партий, носителей соответствующей идеологии – абсолютная реальность. И такое физическое выбытие электората СПС, «Яблока» (второе, конечно, гораздо меньше) и других более мелких образований этого же круга за последние 5-6 лет действительно изменило политический климат в России в «нулевые» годы. Сейчас мы не обсуждаем, хорошо это или плохо, я привожу этот социальный факт только как пример того, что эмиграция оказалась для уехавших гораздо более легким путем решения проблемы сохранения своей идентичности, чем борьба с «антилиберальными» тенденциями и уж тем более адаптация к ним.

А раз так, то можно вообще такой тип поведения объявить сегодня каноническим и внутри идентификационного пакета предлагать существование различных политических систем.


- Что Вы имеете в виду под различными политическими системами в данном случае?

Если допустить совсем вольные фантазии на эту тему, то можно представить, что люди перестают бороться за определенный политический и экономический строй в своей стране, а просто выбирают страну с соответствующим политическим строем (при прочих равных других параметрах идентичности). Если ты исповедуешь социализм, то приезжаешь в одну страну и живешь там, например, коммуной и работаешь на государственном или кооперативном предприятии. Разонравилось? Разочаровался? Легко переехать в другое место, и жить под руководством правого президента в условиях жесткого рыночного капитализма. Важно предоставить возможность выбора, чтобы идентификация по идеологическим и политическим предпочтениям «свой/чужой» была возможна. То есть, чтобы она была включена в идентификационный пакет, предлагаемый гражданину.


- А на каких условиях приобретается этот пакет?

Вот это интересный вопрос! Сейчас государство приобретает право на «взаимодействие» с гражданином (и «пользование» им) уже на том основании, что человек в этой стране (например, России) проживает. Суверенитет над вполне определенной территорией дает право требовать от человека «гражданства». Гражданин платит налоги и несет еще некоторые обязательства, связанные с обеспечением безопасности страны и соблюдением некоторых социальных норм, принятых в этом государстве. Понятно, что эти обязательства в Иране, например, отличны от обязательств, принятых в нашей стране. За это государство обеспечивает гражданину на своей территории(!) безопасность, право на работу, возможность получать образование и так далее. Вот это самое «меню» и поменяется кардинальным образом, потому что многие его пункты будут уже не нужны. Взамен, на мой взгляд, можно предложить именно обеспечение общности культурных ценностей, безопасность идентичности. А «страной» будет называться некая локализация, в которой люди близки по духу, культуре и разделяют определенные идеологические позиции. Но это значит, что государство должно стать в большей степени держателем не территории, а социокультурных ценностей – совсем другого стержня, вокруг которого объединяются люди (фактически стать держателем «идентификационного пакета»). Это, кстати, большой вопрос, сможет ли государство стать таким обладателем «золотой акции» в пакете идентичности. У него наверняка будут конкуренты. Например, церковь, корпорации или другие государства (двойное гражданство).


- В таком случае все выглядит так, что передел политической карты мира неизбежен, ведь обострится новая конкуренция.

Да, в каком-то смысле этот процесс будет неизбежным. Не обязательно будут идти широкомасштабные военные действия, но передел политической карты может идти и без военных действий. Захват страны сейчас может происходить путем простого и более экономичного переселения и захвата культурного пространства (в отдельных случаях это дает основание говорить о применении «миграционного оружия»). Последние столкновения с мигрантами во Франции не носят характер борьбы за рабочие места и социальное положение, это именно борьба за тот образ жизни, который французы привыкли вести. Идет борьба не за физическое и даже не за экономическое пространство, а за культурное. Физические границы мира размываются. И та страна, которая лучше сумеет защитить идентичность своих граждан от влияния (а порой просто «агрессии») чужой идентичности – обеспечить безопасность другого порядка – будет более привлекательна для своих граждан.

В этом смысле контроль за информационным полем (информационным и психологическим оружием), которое само по себе очень легко размывает физические границы между государствами, может оказаться если не решающим, то крайне важным. Определять страну будущего будет контроль над пространством идентичности. А как это все распределено в физическом пространстве – вопрос уже второстепенный. Я, например, могу легко представить в Париже или в Москве отдельные локализации (по клубной системе), где люди могут существовать, не соприкасаясь с представителями другого клуба.


- Считаете ли Вы, что Россия делает какие-то принципиальные шаги к этому новому будущему?

Крайне мало. Вот, например, еще лет семь-восемь назад специалисты стали говорить о том, что цифровое неравенство (разность в возможностях доступа и использования цифровых технологий, компьютера, интернета и пр.) в перспективе вещь гораздо более серьезная, чем даже имеющаяся у нас социальная дифференциация. Умение пользоваться плодами развития технологий и доступ к ним определяет возможность работать, доступность каких-либо услуг, получения образования и современное обновление полученных знаний и многое другое. Возникают существенные риски, потому что те, кто умеют использовать технологии, все дальше и дальше уходят в развитии от остальных людей, больше имеют возможностей для того, чтобы идти в ногу со временем, получать новые знания, адаптироваться в новой реальности. И эти люди будут сильно воевать с теми людьми, которые говорят, что все эти «игрушки» - это все несерьезно, что это пустое и даже опасное развлечение, что это все в угоду Западу и т.д. и т.п.. Причем это столкновение людей с разными социо-культурными воззрениями будет не в последнюю очередь порождено неравномерностью освоения новых технологий. Однако решение проблемы цифрового неравенства и освоения новых технологий наше государство посчитало личной проблемой самих граждан. И это, на мой взгляд, очень рискованное решение.

Так что тут принципиален такой вопрос – согласовывает ли государство элементы культурного и социального развития с технологическими трендами? Учитывает ли последствия этого бурного и неизбежного развития в своей социальной политике? Очевидно, что если не будет подготовки к таким событиям, как новые технологические прорывы, о которых мы говорили с Вами вначале, это вызовет принципиальное психологическое напряжение. А Россия к этой ситуации никак не готовится. В Советском Союзе была развита социальная научная фантастика, а в России – нет. Этот элемент массовой культуры довольно серьезно готовил людей к наступлению будущего, предлагал обсуждать эти проблемы, предвосхищал появление технологических новшеств. На протяжении последних пятнадцати лет населению нашей страны практически не предлагалось никаких вариантов развития будущего, кроме тех, что он мог почерпнуть из просмотра голливудских фильмов (как правило, фильмов-катастроф).

Я уверен, что нужно разговаривать о различных вариантах возможного будущего, обсуждать самые невероятные перспективы, для начала – без всяких идеологических выводов и сомнений морально-этического толка. Затем инициировать обсуждение последствий прихода новых технологий в нашу жизнь. Причем я уверен, что сейчас еще не поздно начинать такое обсуждение, тогда возможные негативные последствия такого рода «открытий» можно воспринимать как некие задачи, которые придется решать параллельно. Иначе тогда, когда будущее наступит, формировать восприятие людей будет невозможно и вполне возможно отторжение и неприятие любых процессов, способных изменить нашу жизнь. На мой взгляд, государство все может отдать на аутсорсинг, кроме культурной политики в области формирования образа будущего.


- Что произойдет, если этим не заниматься? Каковы последствия бездействия?

Я помню, как в канун прихода к власти Путина всерьез обсуждалась проблема распада территории России. Первоочередной задачей президента стала задача восстановления контроля над территорией. Мы так и говорили тогда в экспертных кругах об «удержании территории» как о главной задаче, миссии Путина. Установление вертикали власти связано именно с необходимостью удержания цельности страны и защиты ее границ. Сегодня, на мой взгляд, стоит похожая задача – удержать страну от размывания границ идентичности – современная локализация человека будет происходить не в физическом пространстве, а в культурном.

В тот момент (начала «нулевых») построение вертикали сработало, потому что идентичность «советского человека» в массе своей еще сохранилась: мы преемники СССР, мультикультурная и многонациональная страна, с ослабленной, не детерминирующей образ жизни религиозностью, светской моралью, верой в прогресс и государство и т.д. А сейчас советская идентичность разрушается, и либо мы породим какую-то новую идентичность, или исчезнем как страна, несмотря на видимое сохранение управленческой вертикали и даже территориальной целостности.

Конечно, можно формировать новую российскую идентичность на основе героического прошлого, что сейчас и пытаются делать (и, кстати, делают во многих других странах). Однако, повторюсь (недавно говорил об этом), надо создавать позитивный образ будущего, а не только возрождать героический образ прошлого. Второе всегда для кого-то сомнительно, первое – бесспорно привлекательно. Кто-то скажет: мы летали в космос! А кто-то: мы жили в грязи. В прошлом всегда можно найти как героическое, так и позорное, а значит, не стимулирующее «привязку». А вот позитивный образ будущего, как правило, более эффективно консолидирует общество.


- Если технологическое развитие приводит к таким радикальным социальным трансформациям, как Вы рассказали, то может быть следует регулировать и даже притормаживать это развитие. Все-таки неужели нельзя контролировать процесс развития технологий?

Скорее нельзя (по крайней мере раньше это человечеству практически никогда не удавалось, даже используя костры для еретиков), но тогда все усилия должны быть направлены на то, чтобы как можно скорее адаптировать культурную традицию к технологическим новациям. Следует, конечно, признать, что в последнее время человечество на примере ядерного оружия стало осваивать такие практики как сознательное и согласованное «притормаживание» технологического развития, накладывать на технологический прогресс определенные ограничения. Договор о нераспространении ядерного оружия – это ограничение именно такого рода. За те пятьдесят лет, пока его удерживали в рамках ядерного клуба пяти стран, человечество все-таки продвинулось в культурном плане, и уже не представляет собой общество 1945 года. Но это едва ли не единственный пример, когда человечество смогло задержать распространение опасных (или «несвоевременных») технологий на какое-то время. Во всех остальных случаях нам это не удавалось. Возможно, что сейчас складывается вторая такая ситуация – с биотехнологиями. Клонирование человека – это полный переворот в структуре мира, человек попросту перестает существовать в том виде, в котором существовал ранее, а человечество пока к этому в культурном плане просто не готово. То же самое относится к тому, что касается создания новых живых существ. И вот обозначилось движение в сторону ограничений в области генной инженерии.

Однако, перед Россией, похоже, такой задачи – искусственной остановки в технологическом развитии – не стоит, нам необходимо развиваться во всех смыслах этого слова. Но в любом случае, я всегда говорю, что модернизация России – это, прежде всего, культурное развитие, даже культурная революция. И понемногу этот тезис разделяют все больше и больше экспертов и политиков.

интервью взяла Наталья Демченко
(авторская редакция от 6.04.2011).