НОВАТОРЫ И КОНСЕРВАТОРЫ: НОВЫЙ РАУНД // Игорь Задорин, Дмитрий Петров, беседа

Игорь Задорин, Дмитрий Петров, беседа от 20 октября 2009 года
Публикация первоначально подготовлена для газеты «Россия».

Станет ли Россия страной инновационного развития? Готово ли к нему наше общество? Какими рисками оно чревато и почему необходимо, обозревателю газеты "Россия" рассказывает в очередном материале рубрики "Беседы с социологом" руководитель исследовательской службы ЦИРКОН Игорь ЗАДОРИН.

ТОРМОЗА

- Тема инноваций актуальна далеко не первый год. Чем вызвано такое особое обострение интереса к этой области именно в последнее время?

- Скорее всего кризисом. Любой кризис – это остановка развития, точнее, остановка прежних, как теперь говорят, «драйверов», т.е. движущих сил развития. И это побуждает искать новые «движки», новые технологии, думать об обновлении социальных отношений, модернизации политических и экономических институтов. Инновации рассматриваются как один из способов преодоления кризиса. Но разговор об их необходимости действительно начался задолго до начала спада - в 2005-2008 годах, уже тогда многие заметили возникновение «застойных» явлений в экономике страны.

К сожалению, разговоры в основном ограничиваются призывами, очень похожими на заклинания – «давайте будем инновационными!». В них весьма немного действительно обоснованных и эффективных предложений по созданию условий инновационного развития.

- А какие это условия?

- Прежде всего, наличие самих инноваторов - носителей новых идей и креативной энергетики. «Креативность» российского народа считается само собой разумеющимся основанием для соответствующих инновационных программ, хотя большинство доказательств этого тезиса берется из прошлого. Те инновации, которые реально «случились» в стране за последние годы, чаще являлись не творческим актом, а более или менее старательным освоением зарубежных достижений. В то же время отечественные школы научно-технического творчества хирели, люди уезжали...

Однако сегодняшнее невеликое число креативных и активных личностей это, на мой взгляд, не самое главное препятствие для инновационного развития страны. В конце концов, принимаются решения по интенсификации научной деятельности и инженерного творчества. Много говорится о новом «креативном классе» и возможностях его расширения. Делаются попытки репатриации «мозгов».

Но в основном речь идет об условиях генерации технологических и социальных нововведений. При этом за скобками постановлений остается извечная и самая главная проблема всех нововведений в России – отсутствие механизмов, стимулирующих их внедрение, усвоение и использование. Скорее наоборот, весьма развиты механизмы их диссипации (распыления, растворения, замалчивания, забалтывания, профанации и т.п.). Налицо и высокий консерватизм общества.

- Но большинство – общество в целом - никогда не создавало инноваций. Это миссия талантливого меньшинства – производить и продавать (или дарить) их большинству.

- Во-первых, в России не хватает и этого меньшинства - способного довести идеи до уровня работающих образцов - кропотливо, скучно, упорно дотащить их до внедрения. Таких мастеров критически мало.

Во-вторых, повторюсь, главная проблема не в порождении нового, а в высокой младенческой смертности этого нового в России. Слишком суровая среда. Кстати, помните, в 60-70-е годы в СССР специально создавали движение новаторов и рационализаторов. Новатор! Сильное слово, и советская пропаганда этого движения была куда как мощнее нынешней. И вот кто-то придумывал и внедрял новое устройство и производил не 50 деталей, а 100, в два раза превышая норму. И что же? Его заводская система тут же «гасила». Потому что ему давали премию за рацпредложение, а всем повышали норму выработки. При той же зарплате. Вот реального спроса на инновации и не было.

Таким образом, для инновационного развития страны нужны не только инноваторы, но инновационный настрой всего общества, его готовность принимать нововведения, можно сказать – его заинтересованность в них.

- Вы хотите сказать, что российское общество сегодня не способно или не готово к инновационному развитию? Не заинтересованно в нем? Вообще есть ли у россиян инновационный потенциал? Каково – если говорить на языке социологии - их инновационное поведение?

- Обращусь к данным опросов, посвященным распространению новых практик населения. Так, налицо рост числа людей, постоянно использующих компьютер, Интернет, мобильный телефон. До кризиса также росла готовность использовать и другие новые возможности: вкладывать деньги в ценные бумаги, использовать банковские карты, покупать образовательные услуги, регулярно выезжать за границу и т.д. Но исследования показали, что эти практики распространяются все же медленнее, чем хотелось бы. Сегодня в них по-настоящему включена только четверть населения страны. Большинство живут так же, и используют те же «технологии жизни», что и 20 лет назад. Некоторые инновации типа терминалов для оплаты коммунальных услуг осваиваются старшим поколением с трудом.

Один из ключевых факторов, разделяющих людей инновационного и консервативного типа - пользование Интернетом. У нас с Интернетом имеет дело порядка 30% населения. Число пользователей растет, но в последнее время с той же скоростью, с какой сменяются поколения: одно (не успевшее освоить компьютер) постепенно выбывает, другое (профессионализация которого зависит от владения компьютером) идет на смену: сейчас компьютером пользуется 75% молодежи от 18 до 24 лет, и лишь 11% людей старше 55.

То есть решительного овладения новыми социальными практиками не происходит. Это – первый важный ограничитель, тормозящий внедрение инноваций.

ПЕРЕМЕНЫ ИЛИ СТАТУС КВО?

- А вообще хотят ли россияне сегодня перемен? Или чаще стремятся сохранить свои нынешние условия жизни?

- Перемен хотят многие, но многие их боятся, слишком чувствительна и болезненна была травма реформ 90-х годов. Этот посттравматический синдром еще не прошел. Но дело даже не в том, сколько россиян хотят перемен, а в том, сколько из них готовы что-то сделать сами для обновления своей жизни. Мы уже как-то говорили с Вами, что около 65% респондентов всероссийских опросов считают, что их жизнь в большей степени зависит от неподвластных им внешних обстоятельств, чем от собственных усилий. И они ждут лучшей жизни, а не делают ее. И это – еще одно ограничение на инновационный прорыв страны.

И, наконец, третий тормоз: у нас крайне мало стимулов, побуждающих людей действовать инновационно. Зато очень многие довольно часто видели в своей жизни подтверждения правил эффективного выживания: «лучше не высовываться», «не надо делать что-то первым, посмотри, как провалятся первопроходцы».

- Иными словами – в стране довольно низок спрос на нововведения. А значит – и предложение не велико…

- Вообще спрос на инновации рождается в конкурентной среде. Инновации нужны тогда, когда есть выбор: измениться или проиграть - либо инновации, либо поражение. Но откуда возникнет, например, запрос на социальные нововведения, если это пространство монополизировано государством, и все изменения ожидаются только от него? То же самое с новыми технологиями в бизнес-сфере. Зачем монополии меняться, если можно зарабатывать прибыль, снимая ренту с когда-то полученной собственности, а не от внедрения изобретений или инновационных решений. Выгоднее и надежнее сохранять статус-кво, чем идти на перемены.

Получается, что мы одной ногой жмем на газ, а другой - на тормоз. Пожалуй, надо ослаблять педали, сдерживающие развитие, такие как чрезмерная централизация принятия решений, монополизм и снижение конкуренции.

- Про предприятия понятно, а что может мобилизовать рядового человека на изменения? Что помогает ему освоить новые практики?

Либо ответ на внешний вызов типа «если ты не освоишь компьютер, то будешь уволен». Либо позитивный стимул - если ты освоишь новую технологию, выучишь новый язык, научишься делать то, что раньше не умел, ты получишь новый более высокий социальный статус. Наконец, инновации побеждают, когда это становится уж совсем простым и не затратным делом. Вот подарили мобильный телефон, ну, пожалуй, нажму пару кнопок…

И еще надо готовить людей к инновациям.

Сколько уже говорилось о непрерывном образовании взрослых, как об условии успеха нововведений? И правильно. Ибо многие новые практики не внедряются потому, что людям не хватает новых видов грамотности - финансовой, информационной, коммуникационной. Еще с 60-х годов XX века известно, что современный человек просто обязан уметь постоянно получать новые навыки и знания. Раньше пекарь обучал сына своему ремеслу, и тот всю жизнь мог им заниматься и передать детям, не слишком-то меняя способ выпечки хлеба. Теперь надо постоянно обновлять печи. Иначе прогоришь в конкуренции. То есть надо учиться.

Когда-то вузовского образования хватало на всю жизнь. Теперь – нет. Решение проблемы в непрерывном образовании. Но у нас оно развито слабо. Почему? Люди не знают, что им это даст. Какой капитал они приобретут, выучившись еще чему-то новому в 50 лет.

- Возможно - более высокооплачиваемую и престижную работу?

- К сожалению, в России нет прямой зависимости между образованием и оплатой труда. Нужны и другие стимулы. Например - простая новость, что освоение инноваций (в т.ч. оплата электроэнергии или коммунальных услуг через терминал банка или вообще через Интернет) дает человеку больше свободного времени для любимого дела, детей, дачи, хобби и т. д. Вот это наши люди высоко ценят.

И не понадобятся ни рекламные, ни просветительские кампании. Лучший агент новых практик – человек, который их использует. Если он тиражирует свой тип поведения, то дает другим знание о новой возможности, а то и превращает ее в моду.

- То есть консерватизм можно преодолеть, предъявляя позитивные примеры?

- Тот, кто использует новое, показывает остальным, что новизна не предосудительна! Что греха таить - часто инновации вызывают неприязнь и подозрительность большинства. Я вообще считаю, что тот, кто первым использует какое-либо изобретение, вносит в развитие не меньший вклад, чем сам изобретатель.

Можно рекламировать счетчики расхода воды и энергосберегающие лампочки, но пример соседа, установившего счетчик и лампу – сильнее любых рекламных роликов.

- Кстати, о лампочках. Не все инновации безобидны… И не только военные. Пример - энергосберегающие лампы. Да, они экономны, но небезопасны - содержат ртуть. И при выходе из строя нуждаются в особой утилизации. А у нас такой системы нет.

- Нужны социальные фильтры, не допускающие внедрения вредных нововведений. Лампы – это один пример. Есть и другие. Например, солярии, генно-модифицированные продукты, некоторые виды лекарств, клонирование…

Мир меняется очень быстро. Темп перемен растет. Конечно, нужно быть на чеку. Но вот удалось же взять клонирование под контроль. Значит можно контролировать и другие опасные инновации.

УСТОЙЧИВОСТЬ ПРОТИВ ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТИ

- Опасными бывают и социальные инновации. Вы вот только что для перехода к инновационной экономике предлагали существенно изменить некоторые элементы нашего сегодняшнего социального и хозяйственного уклада? Опять реформы? Не слишком ли это опасно, мы ведь только недавно пережили революцию…

Знаете, всякая инновация – это нарушение спокойствия.

Согласно теории, при создании любой системы управления приходится искать компромисс между чувствительностью этой системы к разного рода внешним сигналам и ее устойчивостью. Чем выше устойчивость системы, тем слабее чувствительность, и наоборот.

Например, политическая система, тяготеющая к устойчивости и управляемости, жертвует восприимчивостью к новациям. В 90-годы наша система государственного управления постоянно искала новое, шарахалась от одной реформы к другой и, в конце концов, совсем потеряла устойчивость, а страна - управляемость. Но революционной новизны мы получили сполна, фактически у нас появилась новая страна. С конца 1999 года в России началось восстановление государства как системы управления, и всячески повышалась его устойчивость. Мы уменьшили свободу экономических субъектов, смирили феодализм региональных властей, снизили остроту электоральных баталий, повысив процентный барьер для партий и удалив графу «против всех». Но при этом понизили и восприимчивость системы к инициативам, идущимне из властных сфер.

Хотя, понятно, что инновационный потенциал власти ограничен. А сигналы извне еле пробиваются в зону принятия решений. То есть многие политические инновации уже не имеют шансов – гибнут в зародыше. То же с новациями технологическими, социокультурными, любыми.

Таким образом, снижение инновационного потенциала есть плата за устойчивость общественной системы сегодня, но и тормоз ее развития завтра. Напротив, развитие инновационности и социального творчества, очевидно, несет риски нестабильности, как и всякий процесс, порождающий изменения. Вот общество каждый раз и выбирает, что на сегодняшний момент для него важнее. В начале «нулевых» очевидно важнее было восстановление порядка, а инновациями можно было пожертвовать, теперь же скорее надо бы рисковать, пусть и с определенной потерей устойчивости. Иначе не будет развития.